Доклад А.Ланцова о творчестве И.Глебовой
Семинар 29.10.2009г.

О литературных влияниях в поэзии И. Глебовой

Когда я спрашивала о влияниях, он говорил: «Навалом - и ни одного». В. Полухина о Бродском

Если правда, что у каждого поэта есть своя «культурная почва», взращивающая творчество, то надо признать, что культурные истоки поэзии Ирины Глебовой - французский декаданс 19 в. Кажется, что знакомые незнакомцы её стихов - пилигримы, безумцы, отшельники, шуты, изгои, отверженные, лишние, блудницы, бунтари и т. д. (все те, кого она собрала под обложкой сборника «Другие») пришли к нам именно оттуда, прямиком из сочинений «проклятых» поэтов.
...Широко известны слова Сартра «ад - это другие». Вполне возможно, Сартр полемически откликнулся на высказывание Артюра Рембо: «Я - другое» (может быть, контаминируя его с названием книги-исповеди Рембо «Сквозь ад»). «Я - другое» это «не замкнутая в себе особь, а уста сущностно сущего. Сподобиться таких откровений <...> возможно не иначе как подвергнув себя своего рода аскезе наоборот - жесточайшей "пытке, для которой нужна вся вера, все сверхчеловеческие силы и по ходу которой становишься великим больным, великим преступником, великим проклятым - высшим Учёным"» (История всемирной литературы. М., 1990. Т. 7. С. 319.). Глебова в «Плаче о лире», обращенном к художнику Александру Шадрину, так прямо и пишет: «Ты есть я». Но тут же закрадывается подозрение: не есть ли вышеназванные и остальные персонажи книги всего лишь маски одного и того же лирического героя, точнее героини, кочующей из стихотворения в стихотворение? Героиня может стать кем угодно, смотря по обстоятельствам. Сплошная «комедия масок» в мире, где «Сверкают витрины подержанных судеб»? И там, где «проклятые» платили крупной монетой за право быть собой и писать так, как считали нужным, мы видим искусство ради искусства, игру на фоне списанных историей литературных декораций. Возьмём стихотворение «Город шатких мостов...». О чём оно? О «городе чёрных оград», напоминающем кладбище с «безымянными крестами». Город населён «Добрыми Убийцами», «крысами», «безликими ворами», людьми, которые «превращаются в хлам», город, как «медленный яд», «выжигает изнутри» лирического героя. Кажется, автор сделал всё для нагнетания страсти, однако процесс сопереживания не включается. Как говорил, кажется, Горький о Леониде Андрееве: «он пугает, а мне не страшно». А не страшно потому, что это слишком «литература». Та самая литература (точнее сказать - литературщина), которая настоящей поэзии противопоказана (от которой так старательно открещивался ещё Верлен). Но даже в тех редких случаях, когда лирический субъект максимально приближен к биографическому автору, почти сливаясь до неразличимости, а обстановка более менее конкретна (в отличие от абстрактного «города»), коварные тенёта прежних традиций если и не связывают автора по рукам и ногам, то всё же весьма затрудняют свободный (читай: самостоятельный) поэтический жест. Вот стихотворение Глебовой «Храм»:

Не потускнев на фоне красочных витрин,
Освобождаясь от пленительных иллюзий
Средь тысяч агнцев на заклание - смотри:
Мы не несём ни просьб, ни клятв никчёмным грузом.

В пожарных бликах зазывающих реклам
Под гипнотически-прерывистым сияньем
В краю безбожников - нелепый белый храм,
Насильно втиснутый в картину мирозданья.

Повсюду слышен колокольный дивный звон;
Что монастырь, а что - бордель, меж стен оббитых
Средь тысяч грешников, идущих на поклон,
Мы не унижены бессовестной молитвой.

Глаза истерзаны и роскошью пустой,
И чёрным золотом и росписью слезливой.
Да кто из нас с тобой, непризнанных, святой?
Зачем мы здесь? В толпе презренно-молчаливых?

А вот стихотворение Рембо «Бедняки в церкви». Его лирический герой, «не унижая» себя, как и героиня Глебовой, «бессовестной молитвой» в храме, отстранённо наблюдает собравшихся прихожан:

Как скопище скота среди скамей дубовых,
Смердят смиренные, бросая робкий взор
На певчих золотых, нет, на пустоголовых
Птиц, образующих сусальный этот хор;

(Последние две строки - перекличка с описанием убранства храма у Глебовой: «роскошь пустая», «чёрное золото», «слезливая» роспись)

Воображая хлеб, когда запахнет воском,
Уподобляются они побитым псам
В тупом убожестве, в своём блаженстве плоском
С потешным трепетом взывая к небесам.

Далее идут портреты бедняков: это и матери с детьми («бабёнкам нравится лощить скамейки задом»), и развязные девушки, пришедшие «щегольнуть подобиями шляп»,

Припадочного здесь встречаешь и хромого,
Слепцов, уставивших в молитвенник носы,
Всех бессловесных жертв презрения немого,
Всех, чьи поводыри - затравленные псы.

И, распустив слюну придурковатой веры,
Бормочут, жалуясь мечтателю Христу,
Благоволящему взирать из высшей сферы
На жирных и худых, на эту нищету,

На мокрое тряпьё, на грязь и на увечья,
На тошнотворный фарс, прельщающий раба,
Пока в мистических потугах красноречья
Всё настоятельней цветистая мольба...

Оба стихотворения, балансирующие на грани нонконформизма и кощунства, удивительно созвучны по умонастроению: «тошнотворный фарс, прельщающий раба» - это, пожалуй, ключевая фраза Рембо. Но это и точное отношение героини Глебовой к происходящему в храме.
Самое время задаться вопросом об основах мирочувствия. Горький в статье «Поль Верлен и декаденты» писал: «Тогда во Франции, живущей всегда быстрее всех других стран, создалась атмосфера душная и сырая... И в то время, как одним жилось и дышалось в этой атмосфере свободно и легко, другие - более честные, более чуткие люди, люди с желаниями истины и справедливости... задыхались в этой атмосфере материализма, меркантилизма, и морального оскудения, задыхались и искали выхода из буржуазной клоаки...». И, конечно, предтеча «проклятых» Бодлер выражал не только своё мнение, когда восклицал: «Современная шваль внушает мне ужас. Ваши либералы - ужас. Добродетели - ужас. Порок - ужас. Приглаженный стиль - ужас. Прогресс - ужас». Нелишне напомнить, что в России поэт Маяковский, в сходных исторических условиях, прокричал ненавидимому им буржуазному миру четыре своих знаменитых «долой»: «долой ваш строй», «долой ваше искусство», «долой вашу любовь», «долой вашу религию». Поэт поколения «нулевых» Ирина Глебова, остро реагируя на новое мещанство и лицемерие, воцарившиеся после второй Октябрьской революции (так назвал события в Москве в октябре 1993 года Владислав Краснов. См.: Краснов В. От размышлений к выводам//Русский Mipъ. Альманах. 2008. №1. С. 267.) тем не менее, ведёт тяжбу не с ними. Точнее, не только с ними. Её нигилизм, как и нигилизм «проклятых», экзистенциального порядка:

В этом мире, где лгут святые, Или в том - где провидцы лгут -
В отторгающих дух стихиях Никогда не найти приют...

Мироздание чуждо чуткой творческой душе, ей некуда деться:

Меж Гоморрою и Содомом Страшно вниз, тяжело наверх...

Адам, герой одноимённого стихотворения, не смеет «поднять глаза на презренный мир». Примеры можно множить, но русский поэт, наверное, не был бы русским поэтом, если бы вслед за всем негодованием, «возвращениями билета», криками «долой» в конце концов не сказал жизни: «Принимаю!», а своей стране: «Да, и такой, моя Россия, ты всех краёв дороже мне». Об этом цикл Глебовой «Противостояние».
Этот цикл заслуживает отдельного разговора. Без сомнения - это новый этап в творчестве поэта (достаточно, например, посмотреть, как теперь ставится и решается тема города). Цикл «Противостояние» - это попытка дать новые ответы на старые вопросы. Вопросы весьма старые: что такое Россия? Куда она движется? Соотношение и противостояние Востока и Запада, судьба русского человека и т.д. Один из устойчивых мотивов цикла - образ пыльности, пыли, словно бы окутавшей облаком Россию: «агония пыльной Отчизны», «пыльная трава», «И пыльным становится духом прерий наш воздух российский спёртый», «снегом умоет пыль». Цикл богат и образно, и содержательно, и, повторюсь, заслуживает отдельного большого разговора, который выходит за рамки настоящей работы. Наша цель -выявить в текстах наиболее очевидные приметы культурной памяти. И если в «Других» такими приметами оказались родовые черты французского символизма и декаданса, то цикл «Противостояние» богат блоковскими реминисценциями. Вот некоторые примеры:

«А я люблю и такую - седую, безгласную»

«Да, и такой, моя Россия, ты всех краёв дороже мне»


«Просторы заброшенные, безлюдные»

«Только ль страшный простор пред очами, Непонятная ширь без конца?»


«Россия. Блеск и нищета»

«Россия, нищая Россия»
«О, нищая моя страна»


«Россия...большая матрёшка,
Цветные глаза по плошке,
Аляпистая косынка»

«Да плат узорный до бровей»

(этот образ Глебовой явно пародиен по отношению к блоковскому восприятию России).
Стихотворение «Стадным чувством и страстями нешуточными ведомый» целиком ориентировано на блоковское «Грешить бесстыдно, непробудно». Не блещут новизной и такие приметы-символы России, как безглавые церкви, пыльные травы и погосты, колокольный звон, бездорожье, пустошь, васильки, скрип телег, ива, песня жаворонка и т.д. Говоря словами Блока: «Всё это было, было, было». И теперь всё это тоже «слишком литература».
В заключении хочу сказать, что у поэта есть две задачи: первая - овладение поэтическим наследием прошлого, вторая - разрушение существующих канонов и традиций и создание своих. С первой задачей Ирина Глебова успешно справляется.


А. ЛАНЦОВ

Стихотворения, упомянутые в докладе, можно почитать ЗДЕСЬ

СОДЕРЖАНИЕ

• Р.Винонен о книге Л.Яковлевой

• Открытый диалог на патриотическую тему

• Обращение Р.Сарчина к русскоязычным литераторам Финляндии

• Р.Сарчин "Русская тоска А.Ланцова"

• Р.Сарчин "Небо Поэта(о книге Р.Винонена «Дым над именем»)"

Приложение к докладу
Стихотворения